— Не совсем. Большой дом строился несколько лет. А молодожены поселились в хижине, в которой не было ни воды, ни отопления.
— Боже, как же она там жила?
— Так и жила — тосковала по дому и изнывала от одиночества. Первого ребенка, мою маму, она родила в этой самой хижине, без чьей-либо помощи: ни родственников, ни акушерок, ни каких бы то ни было удобств! С женами окрестных фермеров она не общалась, друзей так и не завела. Единственной точкой соприкосновения с внешним миром для нее стали письма из дома, а в те времена почта работала из рук вон плохо, корреспонденция шла месяцами, и новости безнадежно устаревали. Вся ее жизнь сосредоточилась в четырех стенах: муж работал на ферме, летом вообще возвращался только к ужину.
— Должно быть, она очень его любила…
— Да, но все равно брак едва не распался. Второй ее ребенок родился мертвым. Во время родов с нею никого не было, и бедняжка не сомневалась: дитя можно было бы спасти, окажись рядом врач.
— Представляю, какое это горе: потерять ребенка!
— Худшему врагу того не пожелаю, — проговорил Дерек так, что, если бы не его рассказ о своем бездетном браке, Вивиан непременно предположила бы: он и его жена потеряли сына или дочь.
— И что было потом?
— Она объявила мужу, что уезжает домой вместе с ребенком, потому что не в силах больше выносить одиночество. Ее сын лежал в могиле рядом с домом, а дочь росла в глуши, не получая должного воспитания.
Любуясь на чеканный профиль Дерека, Вивиан подумала про себя, что, если бы его дед был хотя бы вполовину так же красив и хотя бы на одну десятую столь же искушен в любви, как его внук, ни одна женщина его бы не бросила.
— Он отговорил жену?
— Нет. Он запряг повозку, отвез жену в город и купил ей билет на поезд. Но в последний момент она так и не смогла уехать. Чемоданы были уже погружены, она взошла на первую ступеньку вагона и тут совершила ошибку: поглядела сверху вниз на него и, как мне думается, воскликнула: «Мы столько пережили вместе; неужели ты так и будешь стоять столбом и не заставишь меня вернуться, непроходимый ты дурак?»
— Ох! — Вивиан яростно заморгала, смахивая непрошеные слезы. — Всегда питала слабость к счастливым концам!
— Ну, это еще не конец, — продолжал Дерек, не сводя со спутницы глаз. — Разумеется, она вернулась, но оба пережили настоящее потрясение и поневоле задумались о будущем. Дед осознал, что жене необходимо общение с людьми: ведь муж и ребенок — это еще не все. Так что на Рождество он подарил ей эти сани, и она смогла ездить в гости к женам окрестных фермеров. Очень скоро распространился слух о том, что бабушка когда-то работала медсестрой, и народ стал обращаться к ней за помощью по поводу и без повода: а к следующему лету она стала уже легендой здешнего края.
Дерек помолчал немного и подмигнул соседке.
— А с чего, собственно, мы начали?
— Я спросила про полость из бизоньих шкур. Но что было дальше?
— Да ничего особенного. Маму отправили в частную школу; однажды летом она приехала на каникулы и по уши влюбилась в соседа-фермера. Они поженились, у них родился сын — я. Правда, они вскоре обосновались в Сиэтле. Там же родилась и моя сестра. А ферма пришла в упадок, часть земель продали, родители мои умерли, и усадьба пребывала в запустении до тех пор, покуда ею не заинтересовался я.
— А твоя сестра? — напомнила Вивиан.
— Она… погибла, — коротко отозвался Дерек.
Молодая женщина повернула руку ладонью вверх, так, что хрупкие пальчики сплелись с его пальцами.
— Я не хотела, Дерек…
— Ты тут ни при чем… — Он надолго замолчал. — В этом году не повезло тебе с Рождеством, верно?
— Это было… — Что сказать? Забавное приключение? Новый опыт? Приятное разнообразие? Тривиальные ответы теснились в голове, один удачнее другого, ведь мисс Вивиан Шелби, директриса, превосходно умела отделываться ничего не значащими формулами вежливости. Но молодая женщина не учла того, что в решающий момент опустит взгляд на губы Дерека — такие близкие, такие желанные… — Это было чудо, — вздохнула она.
Кейдж осторожно поцеловал ее — сперва в левый уголок губ, потом в правый и наконец прямо в уста. Покоряясь его власти, Вивиан потянулась к любимому всем своим существом, пылко отвечая на ласку и гадая про себя: сумеет ли она сказать «прощай», когда настанет время уезжать.
— Кажется, нам следует остановиться, — хрипло проговорил Дерек, с трудом отрываясь от ее губ. — Погода не располагает к любовным играм, даже если полость из бизоньих шкур и защищает от ветра.
— Согласна, — кивнула Вивиан, демонстрируя завидную выдержку. — Кстати, пора бы в обратный путь. Харди, должно быть, теряется в догадках, что с нами сталось.
— Держу пари, старикан достаточно точно вычислил ситуацию, — удрученно заметил Дерек, отодвигаясь к своему борту, надевая перчатки и снова подбирая вожжи. — Но ты права — надо бы вернуться домой. У меня полно дел на конюшне, а за тобой — праздничный ужин.
Почему так обидно осознавать, что, невзирая на происшедшее между ними этой ночью, владелец усадьбы не моргнув глазом снова отправляет ее к плите? В конце концов, иной роли он гостье и не обещал! И разве забота о других и поддержание порядка не составляли до сих пор смысл ее жизни?
Посмотри правде в глаза! — отчитывала она себя, надвигая капюшон на лоб. Ты не из тех, за кого мужчины готовы умереть. Будь благодарна за краткий миг счастья и не жди большего. Не порти себе праздника, мечтая о несбыточном. Но неожиданно для себя вслух произнесла совсем другие слова: